Книги автора: Валентин Саввич Пикуль

«Летний сад в Ленинграде – не до конца прочитанная книга истории. Конечно, многое нам известно, но чаще мы блуждаем в аллеях, даже не вникнув в символику тех скульптур, что расставлены в саду задолго до нас, дабы потомки призадумались…»

«Две старые картины тревожат мое воображение… Первая – верещагинская. «Мир во что бы то ни стало!» – сказал Наполеон поникшему перед ним Лористону, посылая его в тарутинскую ставку Кутузова. Вторая – художника Ульянова, она ближе к нам по времени создания. «Народ осудил бы меня и проклял в потомстве, если я соглашусь на мир с вами», – ответил Кутузов потрясенному Лористону…»

«…Вот жил человек, любил, страдал, радовался и огорчался, о чем-то хлопотал, что-то делал, а… где же все это? Пожалуй, остался от него один храм в Париже, зато вот о нем самом – ни звука, будто и не было на свете этого человека… Не знаю, как вам, читатель, а мне печально…»

«Король был прост. Сначала имел сервиз из серебра, потом цинковый, а под Полтавой ел из жестяной миски. Академик Е. В. Тарле пишет: «Он был очень вынослив физически, молчаливо выносил долгое отсутствие привычной пищи и даже свежей, не пахнущей болотом воды. Его воздержанность, суровый, спартанский образ жизни, недоступность соблазнам – все это внушало к нему уважение». Карл XII питался хлебом с маслом, поджаренное на сковородке сало было для него уже лакомством…»

«…Ни врачи тогда, ни историки позже так и не выяснили пути-дороги, по которым чума вторглась в пределы благословенной Астраханской губернии. Совсем недавно отгремела война России с Турцией, и они думали, что чуму занесли казаки, сражавшиеся под Карсом, а под Карсом она объявилась среди турецких солдат, занесенная ими из Месопотамии; другие утверждали, что чума приплыла по волнам Каспийского моря из Персии, где не так давно она как следует погостила в городе Реште…»

«В конце 1543 года старшина цеха живописцев и маляров города Базеля велел писцу раскрыть цеховые книги: – Говорят, в Лондоне была чума, и, кажется, умер Ганс Гольбейн, сын Ганса Гольбейна из Аугсбурга…»

«…Ей-ей, поверьте, мне совсем не хочется писать о графе Клейнмихеле, паче того, о нем написано очень много, а квинтэссенция всего написанного выражена историком Михаилом Семеским: „П. А. Клейнмихель – это Аракчеев в более позднем и несколько исправленном издании…“ По той причине, что нашим школьникам и студентам о Петре Андреевиче умалчивают, я вынужден напомнить об этом человеке…»

«Время Анны Иоанновны, будь оно трижды проклято… Чиновник костромской консистории, Семен Косогоров (волосом сив, на затылке косица, вроде мышиного хвостика, на лбу бородавка – отмета Божия), с утра пораньше строчил перышком. Мутно оплывала свеча в лубяном стакане. За окном светлело. В прихожей, со стороны входной лестницы, копились просители и челобитчики – попы да дьяконы, монахи да псаломщики…»

«Дело давнее… Сергей Кириллович Станиславский, мелкотравчатый дворянин, обходя лужи, старательно поспешал на службу при канцелярии строений, где он кажинный денечек бумаги разные переписывал, трудами праведными достигнув коллежского регистратора, а на большее и не рассчитывал…»

«…Человечество издревле пыталось разрешить сложную проблему: как отличить порядочную женщину от продажной, тем более что все женщины носят одинаковые одежды, а на лбу у них не написано – кто она такая? Когда-то проституток заставляли носить золотой аксельбант над левой грудью, как бы точно указывая – ее сердце принадлежит всем. … А наша героиня никогда аксельбантов не нашивала. Зато она столь яростно вцепилась в аксельбанты одного известного придурка, почему и заняла соответствующее место в российской истории. Приступим!…»

В центре романа «Три возраста Окини-сан» трагическая судьба Владимира Коковцева, прошедшего путь от мичмана до адмирала российского флота. Писатель проводит своего героя через ряд исторических событий – русско-японскую и Первые мировые войны, Февральскую и Октябрьскую революции. И хотя писатель обозначил свой роман, как «сентиментальный», это не совсем так. На фоне любви русского офицера и японской девушки развертывается политическая интрига взаимоотношений России и Японии Копирайт Продюсер издания: Владимир Воробьёв © В. Пикуль (наследники) ©&℗ ИП Воробьев ©&℗ ИД СОЮЗ

В 1904 году начинается русско-японская война. Капитан первого ранга Коковцев и его старший сын мичман Георгий отправляются в составе Второй Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток. Во время Цусимского сражения броненосец, на котором служил Георгий, героически погибает; вместе с ним и Георгий. Сам Коковцев попадает в японский плен… Копирайт Продюсер издания: Владимир Воробьёв © В. Пикуль (наследники) ©&℗ ИП Воробьев ©&℗ ИД СОЮЗ

«…Издавна укоренилось представление о смолянках как о лилейных созданиях, взращенных в тепличных условиях закрытых дортуаров, а в обыденной жизни ни к чему не годных! Между тем если проследить жизненные пути смолянок, то средь них сыщем немало писательниц и общественниц, профессоров и ученых, одна из смолянок в прошлом веке даже погибла во время опытов со взрывчатыми веществами… Кто же такая Елена Александровна Дрейер, в браке Чижова? Сразу даю документальный ответ: она старший лейтенант Советской Армии, она кавалер трех боевых орденов… Странно ли?…»

Русско-японская война. Самая горькая и самая славная страница российской истории начала XX века. Самая горькая – потому что Российская империя никогда не знала войны, ведущейся столь нелепо и неумело. Самая славная – потому что офицеры и солдаты, ставшие «скромными героями» этой войны, творили чудеса мужества и отваги. Парусно-винтовой клипер «Наездник», на борту которого находится молоденький мичман Владимир Коковцев, в 1880 входит в японский порт Нагасаки. Для молодого экипажа судна, никогда не бывавшего за границей, всё в Японии в новинку. Коковцев, как и все остальные, заводит «временную жену». Ею стала молодая Окини-сан… Копирайт Продюсер издания: Владимир Воробьёв © В. Пикуль (наследники) ©&℗ ИП Воробьев ©&℗ ИД СОЮЗ

«…Не было тогда альпинистов, не было и той техники, с какою ныне мастера спорта штурмуют вертикальные утесы. Петр Телушкин – всего-навсего кровельщик! – понимал, что рискует головой, и прежде, чем лезть, кумекал – что и как? Внутри, оказывается, были стропила из дерева, а в самой обшивке шпица открывались наружу два люка-окошка, через которые можно выбраться на поверхность шпица. Но сам-то шпиц имел форму иглы, которая, чем выше, тем более сужалась, и там, на смертельной высоте, уже не было изнутри стропил, не было и окошечек – вот и достигай вершины как хочешь и как умеешь…»

«Из темной глуби XVII столетия, словно из пропасти, нам уже давно светят, притягательно и загадочно, пронзительные глаза протопопа Аввакума – писателя, которого мы высоко чтим. В самом деле, не будь Аввакума – и наша литература не имела бы, кажется, того прочного фундамента, на котором она уже три столетия незыблемо зиждется. Российская словесность началась именно с Аввакума, который первым на Руси заговорил горячим и образным языком – не церковным, а народным…»

Валентин Саввич честно признавался, что не считает себя вправе приглашать читателей в «окопы Сталинграда», ибо сам в них не бывал. Но как писатель-историк и участник войны не мог пройти мимо грандиозных событий на великой русской реке. Посвящая эту книгу памяти отца, Валентин Саввич брал на себя большую моральную ответственность: он должен был написать книгу, достойную того героического времени. Роман давался трудно. Приходилось отступать, останавливаться, переводить дыхание и, собрав волю, снова идти вперед… И хотя здоровье уже было подорвано многолетней работой на износ, верность сыновнему долгу обязывала продолжать нелегкое дело. Он очень любил отца, часто вспоминал, что, несмотря на трудное житье, отец на последние копейки покупал ему детские книжки. Благодаря отцу он в четыре года уже бегло читал, сделав первый шаг по лестнице призвания. Память об отце у Валентина Саввича неразрывно связывалась с понятиями: долг, честь, совесть, вера. Скорбь усиливалась тем больше, чем яснее он осознавал исчезновение этих качеств в людях. И видимо, отсюда на вопрос: «А что же было в то время у нас хорошего?» – на страницы книги выплеснулось: «Народ был хороший – лучше нас с вами. И любовь к великой Отчизне даже в те злодейские времена народ испытывал гораздо большую, нежели сейчас…» Копирайт Продюсер издания: Владимир Воробьёв © В. Пикуль (наследники) ©&℗ ИП Воробьев ©&℗ ИД СОЮЗ Использованы материалы сайта www.valentin-pikul.ru

В истории всех войн, о которых приходилось писать Валентину Саввичу Пикулю, чаще всего его привлекало сплетение стратегии с политикой. Понятно, что Сталинград – это не просто город на Волге, символ нашей Победы, это еще и главный военно-политический фактор всей мировой войны, влияние которого сказалось во всем мире – даже послевоенном! Бои на чердаках и в подвалах Сталинграда эхом отражались в пустынях Ливии и в водах Атлантики, от них зависело многое в жизни народов Европы и Америки; Сталинград стал началом конца режима Муссолини в Италии; от него протянулась цепочка заговоров против Гитлера; наконец, со Сталинграда начался сдвиг в сознании немцев, когда стало заметно крепнуть антифашистское движение. Поэтому Валентина Саввича в период работы над романом больше всего волновали стратегические планы и запутанная атмосфера политических настроений. Копирайт Продюсер издания: Владимир Воробьёв © В. Пикуль (наследники) ©&℗ ИП Воробьев ©&℗ ИД СОЮЗ Использованы материалы сайта www.valentin-pikul.ru

«Барбаросса». Последний, так и не законченный роман В. Пикуля, которому предстояло стать первым томом грандиозной дилогии о Великой Отечественной войне «Площадь Павших борцов». Сталинградская эпопея под гениальным пером Пикуля предстает не просто подвигом, совершенным советскими воинами, но – «сплетением стратегии с политикой», событием, «влияние которого сказалось во всем мире».

«БИТВА ЖЕЛЕЗНЫХ КАНЦЛЕРОВ» [1977] – роман о сложных русско-германских отношениях в период тяжелейших европейских политических кризисов 50–70-х годов XIX века. В центре повествования – дипломатическая дуэль между канцлерами князем Александром Михайловичем Горчаковым и его антиподом – немецким рейхсканцлером Отто Бисмарком. Книга является логическим продолжением романа «Пером и шпагой» и определяется писателем как сугубо политический роман: «Без прикрас. Без вымысла. Без лирики. Роман из истории отечественной дипломатии».