Книги автора: Леонид Николаевич Андреев

Lazarus is 1906 short story by Leonid Andreyev. The story is a speculation about the life of the Biblical Lazarus after Jesus brings him out of the tomb. And when the scarlet, flattened globe would lower, Lazarus would set out for the desert and walk straight toward the sun, as though striving to reach it. He always walked straight toward the sun and those who tried to follow him and to spy upon what he was doing at night in the desert, retained in their memory the black silhouette of a tall stout man against the red background of an enormous flattened disc. Other works of Andreyev's are Gubernator, Lazarus, King Hunger, The Seven That Were Hanged, and Anathema, on the futility of goodness. Andreyev also tried writing drama in 1905 and some of his more successful allegorical plays are The Life of Man and He Who Gets Slapped. Other plays are: To the Stars, Savva, The Life of Man, King Hunger, The Black Masks, The Days of Our Life, Anathema, Anfissa, Gaudeamus, The Ocean, «Honor», The Pretty Sabine Women, Professor Storitzyn, Catherine, and Thou Shalt Not Kill.

«To, что ныне по отношению к истерзанной России совершают правительства союзников, есть либо предательство, либо безумиие. Или: они знают, что такое большевики, которых они приглашают на Принцевы острова для примирения их с растерзанной их же руками и окровавленной, умирающей Россией, – тогда это простое предательство, отличающееся от других случаев такого же рода лишь своим мировым масштабом…»

Leonid Nikolaivich Andreyev was born in Orel in 1871. After his father's death he was thrown upon his own resources, but managed to study at both Petrograd and Moscow Universities, graduating in Law in 1897. During this period he endured great hardship—often even actual hunger—and was the victim of deep melancholia. His first writings were unsuccessful; and, for a time, he devoted himself to painting. Later he came into touch with the Russian press as police-court reporter for a leading newspaper. The story «The Little Angel» (1899) about a teenager – half-hungry, offended by the whole world «wolf cub». Once on a holiday in a rich house, he saw an angel on a Christmas tree. A toy becomes for him a sign of the «wonderful world where he once lived.» She must belong to him! And the boy, who endured a lot, defending his pride, falls to his knees in front of the «unpleasant aunt.» The most famous and inspirational works of Leonid Andreyev include «Judas Iscariot», «The Red Laugh», «The Seven Who Were Hanged», «The Life of Man», «Anathema», «The Black Maskers», «The Sabine Women», «The Tragedy of Belgium.»

«У меня был маленький, беленький котенок, на которого приятно было смотреть в минуты грусти. Вся его нехитрая жизнь была сплошной иллюзией: ни одного предмета не видел он таким, каков он есть, а вкладывал в него самостоятельное и очень интересное содержание. Поскребывание ножом он считал за несомненное приближение добычи или врага, настораживался, следил, прицеливался и нисколько не огорчался и не разочаровывался, когда ничего не находил…»

«В свое время я не видал «Трех сестер» в исполнении артистов Художественного театра и только на днях выполнил эту повинность. С точки зрения газетного фельетона, в котором читатель ищет новенького, свеженького, непременно отражающего настроение данной минуты, казалось бы, поздно говорить о том, что когда-то вызвало каскад газетных и журнальных статей, было взвешено, оценено, обсуждено и куда-то запрятано, куда прячутся все отшумевшие злобы дня. Но это ошибка…»

«Я не хочу сегодня говорить о городских избирателях, которых обучают, подобно екатерининским инвалидам, отличать правую руку от левой, ни о выборах в Городском Кредитном Обществе и г. Шмакове. Не хочу я говорить ни о сумасшедших, пойманных на улице, ни о подкидышах, ни о покойниках, ни о юбилярах, ни о многих других прекрасных и назидательных вещах, вызывающих на размышление пытливый человеческий ум»

«У меня был маленький, беленький котенок, на которого приятно было смотреть в минуты грусти. Вся его нехитрая жизнь была сплошной иллюзией: ни одного предмета не видел он таким, каков он есть, а вкладывал в него самостоятельное и очень интересное содержание. Поскребывание ножом он считал за несомненное приближение добычи или врага, настораживался, следил, прицеливался и нисколько не огорчался и не разочаровывался, когда ничего не находил…»

«После рабочих – писатели. Письмом в редакцию писатель Никандров заявляет о своем выходе из сотрудников «Летописи». Причина – «печатание в „Летописи“ мемуаров Шаляпина». Коротко и ясно и в высокой степени выразительно…»

«Занавес открывается. На сцене квартира Дины Штерн – богато обставленная гостиная; в открытую дверь видна столовая с сервированным столом. Много картин, цветы. У рояля, под аккомпанемент Дины Штерн, собравшись кружком, поют студенты и курсистки, все земляки-стародубовцы. Дирижирует Тенор. Только двое сидят в стороне: Стамескин и Онучина…»

«У меня был маленький, беленький котенок, на которого приятно было смотреть в минуты грусти. Вся его нехитрая жизнь была сплошной иллюзией: ни одного предмета не видел он таким, каков он есть, а вкладывал в него самостоятельное и очень интересное содержание. Поскребывание ножом он считал за несомненное приближение добычи или врага, настораживался, следил, прицеливался и нисколько не огорчался и не разочаровывался, когда ничего не находил…»

«Занавес открывается. На сцене квартира Дины Штерн – богато обставленная гостиная; в открытую дверь видна столовая с сервированным столом. Много картин, цветы. У рояля, под аккомпанемент Дины Штерн, собравшись кружком, поют студенты и курсистки, все земляки-стародубовцы. Дирижирует Тенор. Только двое сидят в стороне: Стамескин и Онучина…»

«Крупный и серьезный успех, который выпал в Петербурге на долю «Мещан» М. Горького, не явился неожиданностью для меня, да и для всех тех, кто присутствовал на генеральной репетиции пьесы в Москве. Хотя гг. Станиславский и Немирович-Данченко предупреждали, что пьеса не совсем еще готова, особенно третий акт (четвертый совсем не ставился), да и так видна была некоторая незаконченность в отделке ролей – при всем этом репетиция давала вполне достаточно материала для суждения как о самой пьесе, так и об ее исполнении. Отзывы петербургских газет об игре артистов в общем подтверждают те выводы, которые сделал я на репетиции…»

«Крайне грустное впечатление произвел на меня „Фауст“ в театре Музыкальной Драмы. В своих попытках дать на сцене правду жизни театр настойчиво забирается в непролазные дебри лжи и умерщвляет живые произведения…»

Пронзительная, глубокая и ошеломляющая проза Леонида Андреева (1871—1919) – невероятно популярного русского писателя начала XX века – погружает читателя в глубокие омуты вечных вопросов жизни и смерти, добра и зла, истины и заблуждения. Проблемы бытия, морали, соотношения сознательного и бессознательного в человеке освещались писателем остро и неоднозначно. Почти каждое произведение, созданное Леонидом Андреевым, становилось литературным и общественным событием не только в русской, но и в мировой литературе и драматургии.

«Впервые увидел я Алешу при таких обстоятельствах. Был холодный ноябрьский день. Сильный северный ветер быстро гнал по небу низкие тучи, гудел в голых вершинах обнаженных деревьев, срывая оттуда последние желтые скрюченные листья, своим печальным видом напоминавшие дачников, которые никак не могут расстаться с летом и только под влиянием крайней необходимости покидают насиженное место. Тот же суровый и настойчивый ветер подгонял и меня, настолько увеличив мою нормальную способность к передвижению, что путь от гимназии до дому, проходимый мною обыкновенно минут в тридцать, на этот раз сократился по меньшей мере минут на пять…»

«Впервые увидел я Алешу при таких обстоятельствах. Был холодный ноябрьский день. Сильный северный ветер быстро гнал по небу низкие тучи, гудел в голых вершинах обнаженных деревьев, срывая оттуда последние желтые скрюченные листья, своим печальным видом напоминавшие дачников, которые никак не могут расстаться с летом и только под влиянием крайней необходимости покидают насиженное место. Тот же суровый и настойчивый ветер подгонял и меня, настолько увеличив мою нормальную способность к передвижению, что путь от гимназии до дому, проходимый мною обыкновенно минут в тридцать, на этот раз сократился по меньшей мере минут на пять…»

«Временами Сашке хотелось перестать делать то, что называется жизнью: не умываться по утрам холодной водой, в которой плавают тоненькие пластинки льда, не ходить в гимназию, не слушать там, как все его ругают, и не испытывать боли в пояснице и во всем теле, когда мать ставит его на целый вечер на колени. Но так как ему было тринадцать лет и он не знал всех способов, какими люди перестают жить, когда захотят этого, то он продолжал ходить в гимназию и стоять на коленках, и ему казалось, что жизнь никогда не кончится. Пройдет год, и еще год, и еще год, а он будет ходить в гимназию и стоять дома на коленках…»

«Впервые увидел я Алешу при таких обстоятельствах. Был холодный ноябрьский день. Сильный северный ветер быстро гнал по небу низкие тучи, гудел в голых вершинах обнаженных деревьев, срывая оттуда последние желтые скрюченные листья, своим печальным видом напоминавшие дачников, которые никак не могут расстаться с летом и только под влиянием крайней необходимости покидают насиженное место. Тот же суровый и настойчивый ветер подгонял и меня, настолько увеличив мою нормальную способность к передвижению, что путь от гимназии до дому, проходимый мною обыкновенно минут в тридцать, на этот раз сократился по меньшей мере минут на пять…»

«Временами Сашке хотелось перестать делать то, что называется жизнью: не умываться по утрам холодной водой, в которой плавают тоненькие пластинки льда, не ходить в гимназию, не слушать там, как все его ругают, и не испытывать боли в пояснице и во всем теле, когда мать ставит его на целый вечер на колени. Но так как ему было тринадцать лет и он не знал всех способов, какими люди перестают жить, когда захотят этого, то он продолжал ходить в гимназию и стоять на коленках, и ему казалось, что жизнь никогда не кончится. Пройдет год, и еще год, и еще год, а он будет ходить в гимназию и стоять дома на коленках…»