Войти
Текст
отзывы: 0 | рейтинг: 0
Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
Андрей Вадимович Венков
Военно-историческая библиотека (Вече)
Военачальник Донского казачьего войска генерал-лейтенант Яков Петрович Бакланов (1808–1873) был одним из прославленных героев Кавказской войны 1817–1864 гг. О безмерной храбрости и лихости Бакланова ходили легенды. Он лично водил казачьи полки и сотни в атаки, участвовал в засадах и перестрелках, приступах, строительстве укреплений, мостов и дорог. Обладая огромной физической силой, неизменно выходил победителем из рукопашных схваток. Получив под командование полк донцов, бывший в отчаянно плохом состоянии, он скоро сделал его образцовым, а от робкой линейной обороны своих предшественников перешел к самым решительным наступательным действиям «за линией». Бакланов вскоре становится грозой «немирных» горцев, считавших Баклю сродни самому дьяволу и звавших его Даджалом. Книга историка казачества А. В. Венкова знакомит читателя с жизнью этого легендарного героя.
Андрей Венков
Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
© Венков А. В., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016
Сайт издательства www.veche.ru
Глава 1. Гугнинские Баклановы
Какие названия давали на Дону станицам? Были простые названия. Это у тех станиц, что самые старые. «Вёшки», к примеру. «Вёска» – по-польски (да и вообще по-славянски) означает «деревня». Были названия как привязка к месту – «Усть-Медведицкий городок» или проще – «Усть-Медведица», по названию реки. То же самое – «Усть-Хопер» и «Усть-Бузулук». В среднем течении Дона – «Трехостровянская», «Пятиизбянская».
Позже, после обильного кровопускания, устроенного на Дону Петром Первым, верноподданные донцы стали давать станицам наименования по великим князьям и княгиням, по членам императорской фамилии. Появились станицы «Александровская», «Константиновская», «Павловская», «Михайловская», «Николаевская», «Екатерининская», «Елизаветинская». «Под занавес» одну из последних, основанных на новых задонских землях, назвали прямо – «Великокняжеская».
Была еще станица «Алексеевская», но очень уж старая, явно не в честь последнего Наследника Цесаревича. Разве что в честь Алексея Петровича, сына Петра Великого, мятежного царевича, по приказу отца удушенного? Нет, вряд ли… Да и станица «Петровская» была, но больно уж захудалая и в глухомани. Явно не в честь императора Петра Первого. А может, и в честь. Может, именно так и отомстили. Тонко.
Казаки плодились, отселялись. Новые станицы стали именовать в честь Донских Атаманов, когда-либо на Дону правивших, – «Орловская», «Платовская», «Власовская», «Хомутовская», «Граббевская», «Краснокутская», «Чертковская». Одну назвали «Милютинской» – в честь военного министра.
И были станицы в честь великих воинов, на Дону не атаманивших и членами императорской фамилии не являвшихся, – «Суворовская», «Потемкинская», «Баклановская»…
Стояли они на старых, давно обжитых местах, имели старинные свои прозвища, но переименовали их казаки, дали новые имена – имена людей, достойных подражания. И по именам этим видно, кого донцы чтили, кому хотели подражать.
Суворов, Потемкин, Бакланов…
Изначальное название Баклановской станицы – «Гугнинская».
Говорили казаки, что возник городок их «Гугнинский» сразу после Азовского осадного сидения или даже раньше. Но Фрол Минаев, Донской Атаман, в декабре 1672 года перечисляя в Посольском приказе все донские городки, «Гугнинского» – не назвал. А в походном журнале Петра I за 1696 год он есть. Вот где-то в это время, между разинским бунтом и Азовскими походами Петра, городок и появился.
Заложил его некто Гугнивый, и был этот Гугнивый, судя по прозвищу, явный русак. Именно у русских в это время родовые прозвища часто давали по какому-либо признаку, искажающему Богом данный образ человеческий. Знаем мы среди бояр того времени Брюхатых, Горбатых, Вислых, Щербатых. И наш Гугнивый из того же гнезда – «гугнивый» значит «гнусавый».
Новый городок Гугнивый заложил грамотно – в урочище Зимовном – на левой стороне Дона и на правой стороне протоки, на острове, образовавшемся, когда Дон менял русло.
Леса в пойме много. Срубили казаки бревенчатый городок, крепкий, дубовый. С юга от ногайцев и черкесов надежно прикрылись Старым Доном; с севера и запада от возможных крымских набегов – самим Доном Ивановичем. А с восточной стороны понадеялись на непролазную чащобу, непроходимую для легкой степной конницы.
После Крымских и Азовских походов на правом берегу Дона стало спокойнее, да и казаки размножились, хозяйством обзавелись. А на острове с хозяйством – тесно. Опять же – разливы. И перебрались заматеревшие донцы на правый берег в урочище Яблочное, на Терентьев бугор – тремя верстами севернее старого места. Жить здесь собирались долго, обстоятельно, и по благословению епископа Сарского и Подонского поставили гугнинцы на новом месте собственную церковь в честь Казанской иконы Божьей матери, поставили основательно – из дубового леса.
Но Дон наступал, подмывал высокий правый берег, менял русло, и казаки поднимались выше и выше, отступая от старого своего городища. Даже церковь переносили. Как и Зимовное урочище, остался Терентьев бугор на острове между Старым и Новым Доном (или Доном и Донком).
Ушли гугнинцы, а старое место в Яблочной луке над Старым Доном назвали Осадные юрты – дескать, сиживали здесь в крепком месте в осаде при татарских и ногайских набегах.
Вот здесь в начале XIX века в мало от других отличавшейся станице Гугнинской в метрической книге местной церкви появилась за 1809 год запись № 4: «15 марта рожден, 19 – крещен сын Иаков у полкового хорунжего Петра Дмитриева и жены его Устиньи Малаховой Баклановых. Восприемниками при крещении были: казак Роман Макеев Бакалдин и казачья дочь Мария Иоакимовна Киреева. Молитвовал и крещение совершал приходский священник Иоанн Иоаннов с пономарем Тимофеем Поповым».
В честь оного младенца Иакова и получила станица свое новое имя – Баклановская.
Казаки в Гугнинской были сплошь православные, раскола или ересей каких и близко не наблюдалось. Но если глянуть на время рождения «младенца Иакова» с точки зрения астрологической, перевести на новое исчисление и свериться с многочисленными справочниками, то выходило, что родился он под знаком Марса, планеты кровавого цвета, и сулили ему небеса путь воина – походы, битвы и великую славу.
Для донцов (да и для самого младенца) этот путь чем-то особым не казался. На Дону по тем временам все – воины. И родился герой наш в семье донского офицера, и деды-прадеды воевали. Но превзошел он всех, стал воином из воинов, памятник ему воздвигли наряду с Ермаком и Платовым, и во веки веков должны были воинственные сородичи брать с него пример.
«Я родился в 1809 году от бедных родителей, был единственным сыном» – это первая фраза из записок Якова Петровича «Моя боевая жизнь». Она ясна и лаконична. Так четко и ясно отдаются приказы и пишутся донесения. И эта первая фраза по своему стилю подтверждает слова его биографа, что Бакланов «оказался как бы от природы приспособленным к войне».
…Мир открывался перед младенческими глазами бескрайний. С высокого правого берега виднелась во все стороны степь, перерезанная Доном.
Лес оазисами среди песков. Березы, осины, тальник. Лес по реке Цымле – густой – терн, яблони, груши. По другую сторону Дона лес огромный – тополя, дубы, вязы… Еще стояли при малолетнем Якове Бакланове старые дремучие леса в займище на левобережье – те самые, где начиналась старая Гугнинская, называемая тогда городком. Казаки по-прежнему валили там дубы, вязы, тополя, которые шли на домовое строительство. Дома по всей станице стояли крепкие, но «весьма незатейливые», с вставленными в окна бараньими либо другими пузырями.
Лесов таких нигде больше по Дону не было, водились в них по ту пору кабаны, медведи, волки, козы, лисы, несметное количество зайцев. Только охоться!.. И там же в лесах оставалось после разливов множество озер, где останавливались перелетные лебеди, казарки, гуси, утки. И конечно же, в этих озерах, как и в самом Дону, водилась рыба.
Сама станица не большая, но и не маленькая. Дворов 200, а душ человеческих с тысячу не наберется. При станице два хутора.
В станице одна церковь, Казанской Божьей матери, а в ней известная в окрестных станицах икона – «Всех скорбящих радость». Написана она была по заказу или обещанию казака Феоктистова в 1741 году и имела медный оклад, а на главе Богоматери – медного орла старинной работы.
Сами Баклановы – из коренных гугнинских. Предок Баклановых наряду с Коровиным, Барминым, Пичковым, Калмыковым, Чернобородовым, Хохлачевым, Наседкиным, Поляковым, Сударкиным, Пермяковым, Чарбиным, Хорелковым, Жирком, Чаплиным, Клепачевым, Татаровым, Забабуриным, Краюшкиным, Прогореловым основал этот городок.
Более того, входили Баклановы в станичную элиту наряду с Хохлачевыми, Алферовыми и Савельевыми. Как ни крути, а все же офицерская семья.
Рождение и первые годы жизни Якова Бакланова сопровождались шумом. Если младенец не ревел благим матом, то ложкой по миске барабанил. Весь перемазанный, еще и тарелку с недоеденной кашей себе на голову наденет… Погрозит ему бабка пальцем, а он ей в ответ пальцем погрозит. Вот и поговорили.
Только ходить стал, убегал со двора. Весь порезанный, исцарапанный. Какими только болезнями не переболел…
Первое яркое воспоминание у малолетнего Якова Бакланова – уход казаков на войну 1812 года. Осенью это случилось. Собрались они среди бабского воя и стенаний и ушли, только пыль по дороге закрутилась. Бегал он тогда со станичными ребятишками следом за уходившим ополчением. Но лошадь не догонишь и от лошади не убежишь… Всех казаков подобрали тогда, подчистую. Опустел Тихий Дон. Остались бабы да деды, которые уж и ходить не могут, а так, на завалинке сидят.
Детворе тоже перепало. Кому ж теперь за хозяйством смотреть? Но с малышни, кому по три, по четыре года, какой спрос? За два лета, пока тепло, пока без штанов босиком бегать можно, пролазил баклановский отпрыск Кандаурову и Чепурью балки, забирался на Селиванов, Абрамов, Романов, Петров и Агапов курганы. Обследовал он Колок и Петрову луку, Потяшев яр, Голый кут и бесчисленные урочища – Пышкино, Яблочное, Черячукино, Серебрянку, Караич, Кайдал, Запертое, Червленое, Рубежное и иные.
Мотался со сверстниками по высокой песчаной насыпи на правобережье, называвшейся Кучургиной-Навиной, – старики гутарили, что здесь были татарские поселения. Рылись там в песке, наконечники стрел искали. В луке Серебрянки играли в войну и брали приступом Черкесский бугор, прежнее место жительства каких-то закубанцев. Возле Сизовой почты вырыли из земли старый ржавый палаш и хорошо сохранившийся медный клинок. А у урочища Червленого окаменелые громадные кости вывалились из берегового донского песка.
С трех лет ездил малолетний Бакланов верхом…
Зимой много не побегаешь, но тут другие развлечения. Соберутся к бабушке соседки, родня какая-нибудь подойдет. Тут только слушай. Перво-наперво всю родню переберут, кто кому кем приходится, кто на ком был женат, откуда брал, когда и от чего умер…
– Он, Никифор, был Игнатьич?
– Да то чей же! Игнатьич. Он старший был, за ним – Терентий, за Терентием – Потап.
– Я его не помню, Никифора…
– Да кто ж его помнит? Я замуж выходила, он уж умер. На свадьбе одна Ульяна, вдова его, была.
– А Потап? Я тетку Грипку хорошо помню…
– Потап – младший. Когда при Булавине да при Долгоруком разорение было, самое он и родился.
– Это какое ж разорение?
– Когда от девяти десятому головы на дровосеке рубили.
– А-а… А Грипка, жена его, с того краю была. Чья она?
– Митревна.
– Точно, Митревна… А Терентий, стало быть, средний…
– Средний. Мне свекровь, Никитична, говорила, что Терентий был средний.
Вычислили позже местные краеведы, что род Баклановых пошел от Игната Баклана, появившегося на Дону во второй половине XVII века В 1695 году у него родился сын Никифор, в 1703 году – Терентий, в 1708 году – Потап; все числились простыми казаками. Никифор был женат на Ульяне Петровой, Терентий – на Анастасии Никитиной, Потап – на Агриппине Дмитриевой.
У Терентия Игнатьевича тоже было три сына. Дмитрий – рождения 1746 года, Минай – 1766 года и Тимофей – 1768 года. И Дмитрий Терентьевич, женатый на Анастасии Тимофеевой, опять же произвел на свет троих казаков: Василия – 1770 года, Якова – 1776 года и Петра – 1785 года.
Самые интересные рассказы – о деде, Дмитрии Терентьевиче. Ездил он в южную дальнюю сторону, охотился. Стрелок был первый. Бил нехристей пулей точно между глаз.
– А куда ж он ездил?..
Андрей Вадимович Венков
Военно-историческая библиотека (Вече)
Военачальник Донского казачьего войска генерал-лейтенант Яков Петрович Бакланов (1808–1873) был одним из прославленных героев Кавказской войны 1817–1864 гг. О безмерной храбрости и лихости Бакланова ходили легенды. Он лично водил казачьи полки и сотни в атаки, участвовал в засадах и перестрелках, приступах, строительстве укреплений, мостов и дорог. Обладая огромной физической силой, неизменно выходил победителем из рукопашных схваток. Получив под командование полк донцов, бывший в отчаянно плохом состоянии, он скоро сделал его образцовым, а от робкой линейной обороны своих предшественников перешел к самым решительным наступательным действиям «за линией». Бакланов вскоре становится грозой «немирных» горцев, считавших Баклю сродни самому дьяволу и звавших его Даджалом. Книга историка казачества А. В. Венкова знакомит читателя с жизнью этого легендарного героя.
Андрей Венков
Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
© Венков А. В., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016
Сайт издательства www.veche.ru
Глава 1. Гугнинские Баклановы
Какие названия давали на Дону станицам? Были простые названия. Это у тех станиц, что самые старые. «Вёшки», к примеру. «Вёска» – по-польски (да и вообще по-славянски) означает «деревня». Были названия как привязка к месту – «Усть-Медведицкий городок» или проще – «Усть-Медведица», по названию реки. То же самое – «Усть-Хопер» и «Усть-Бузулук». В среднем течении Дона – «Трехостровянская», «Пятиизбянская».
Позже, после обильного кровопускания, устроенного на Дону Петром Первым, верноподданные донцы стали давать станицам наименования по великим князьям и княгиням, по членам императорской фамилии. Появились станицы «Александровская», «Константиновская», «Павловская», «Михайловская», «Николаевская», «Екатерининская», «Елизаветинская». «Под занавес» одну из последних, основанных на новых задонских землях, назвали прямо – «Великокняжеская».
Была еще станица «Алексеевская», но очень уж старая, явно не в честь последнего Наследника Цесаревича. Разве что в честь Алексея Петровича, сына Петра Великого, мятежного царевича, по приказу отца удушенного? Нет, вряд ли… Да и станица «Петровская» была, но больно уж захудалая и в глухомани. Явно не в честь императора Петра Первого. А может, и в честь. Может, именно так и отомстили. Тонко.
Казаки плодились, отселялись. Новые станицы стали именовать в честь Донских Атаманов, когда-либо на Дону правивших, – «Орловская», «Платовская», «Власовская», «Хомутовская», «Граббевская», «Краснокутская», «Чертковская». Одну назвали «Милютинской» – в честь военного министра.
И были станицы в честь великих воинов, на Дону не атаманивших и членами императорской фамилии не являвшихся, – «Суворовская», «Потемкинская», «Баклановская»…
Стояли они на старых, давно обжитых местах, имели старинные свои прозвища, но переименовали их казаки, дали новые имена – имена людей, достойных подражания. И по именам этим видно, кого донцы чтили, кому хотели подражать.
Суворов, Потемкин, Бакланов…
Изначальное название Баклановской станицы – «Гугнинская».
Говорили казаки, что возник городок их «Гугнинский» сразу после Азовского осадного сидения или даже раньше. Но Фрол Минаев, Донской Атаман, в декабре 1672 года перечисляя в Посольском приказе все донские городки, «Гугнинского» – не назвал. А в походном журнале Петра I за 1696 год он есть. Вот где-то в это время, между разинским бунтом и Азовскими походами Петра, городок и появился.
Заложил его некто Гугнивый, и был этот Гугнивый, судя по прозвищу, явный русак. Именно у русских в это время родовые прозвища часто давали по какому-либо признаку, искажающему Богом данный образ человеческий. Знаем мы среди бояр того времени Брюхатых, Горбатых, Вислых, Щербатых. И наш Гугнивый из того же гнезда – «гугнивый» значит «гнусавый».
Новый городок Гугнивый заложил грамотно – в урочище Зимовном – на левой стороне Дона и на правой стороне протоки, на острове, образовавшемся, когда Дон менял русло.
Леса в пойме много. Срубили казаки бревенчатый городок, крепкий, дубовый. С юга от ногайцев и черкесов надежно прикрылись Старым Доном; с севера и запада от возможных крымских набегов – самим Доном Ивановичем. А с восточной стороны понадеялись на непролазную чащобу, непроходимую для легкой степной конницы.
После Крымских и Азовских походов на правом берегу Дона стало спокойнее, да и казаки размножились, хозяйством обзавелись. А на острове с хозяйством – тесно. Опять же – разливы. И перебрались заматеревшие донцы на правый берег в урочище Яблочное, на Терентьев бугор – тремя верстами севернее старого места. Жить здесь собирались долго, обстоятельно, и по благословению епископа Сарского и Подонского поставили гугнинцы на новом месте собственную церковь в честь Казанской иконы Божьей матери, поставили основательно – из дубового леса.
Но Дон наступал, подмывал высокий правый берег, менял русло, и казаки поднимались выше и выше, отступая от старого своего городища. Даже церковь переносили. Как и Зимовное урочище, остался Терентьев бугор на острове между Старым и Новым Доном (или Доном и Донком).
Ушли гугнинцы, а старое место в Яблочной луке над Старым Доном назвали Осадные юрты – дескать, сиживали здесь в крепком месте в осаде при татарских и ногайских набегах.
Вот здесь в начале XIX века в мало от других отличавшейся станице Гугнинской в метрической книге местной церкви появилась за 1809 год запись № 4: «15 марта рожден, 19 – крещен сын Иаков у полкового хорунжего Петра Дмитриева и жены его Устиньи Малаховой Баклановых. Восприемниками при крещении были: казак Роман Макеев Бакалдин и казачья дочь Мария Иоакимовна Киреева. Молитвовал и крещение совершал приходский священник Иоанн Иоаннов с пономарем Тимофеем Поповым».
В честь оного младенца Иакова и получила станица свое новое имя – Баклановская.
Казаки в Гугнинской были сплошь православные, раскола или ересей каких и близко не наблюдалось. Но если глянуть на время рождения «младенца Иакова» с точки зрения астрологической, перевести на новое исчисление и свериться с многочисленными справочниками, то выходило, что родился он под знаком Марса, планеты кровавого цвета, и сулили ему небеса путь воина – походы, битвы и великую славу.
Для донцов (да и для самого младенца) этот путь чем-то особым не казался. На Дону по тем временам все – воины. И родился герой наш в семье донского офицера, и деды-прадеды воевали. Но превзошел он всех, стал воином из воинов, памятник ему воздвигли наряду с Ермаком и Платовым, и во веки веков должны были воинственные сородичи брать с него пример.
«Я родился в 1809 году от бедных родителей, был единственным сыном» – это первая фраза из записок Якова Петровича «Моя боевая жизнь». Она ясна и лаконична. Так четко и ясно отдаются приказы и пишутся донесения. И эта первая фраза по своему стилю подтверждает слова его биографа, что Бакланов «оказался как бы от природы приспособленным к войне».
…Мир открывался перед младенческими глазами бескрайний. С высокого правого берега виднелась во все стороны степь, перерезанная Доном.
Лес оазисами среди песков. Березы, осины, тальник. Лес по реке Цымле – густой – терн, яблони, груши. По другую сторону Дона лес огромный – тополя, дубы, вязы… Еще стояли при малолетнем Якове Бакланове старые дремучие леса в займище на левобережье – те самые, где начиналась старая Гугнинская, называемая тогда городком. Казаки по-прежнему валили там дубы, вязы, тополя, которые шли на домовое строительство. Дома по всей станице стояли крепкие, но «весьма незатейливые», с вставленными в окна бараньими либо другими пузырями.
Лесов таких нигде больше по Дону не было, водились в них по ту пору кабаны, медведи, волки, козы, лисы, несметное количество зайцев. Только охоться!.. И там же в лесах оставалось после разливов множество озер, где останавливались перелетные лебеди, казарки, гуси, утки. И конечно же, в этих озерах, как и в самом Дону, водилась рыба.
Сама станица не большая, но и не маленькая. Дворов 200, а душ человеческих с тысячу не наберется. При станице два хутора.
В станице одна церковь, Казанской Божьей матери, а в ней известная в окрестных станицах икона – «Всех скорбящих радость». Написана она была по заказу или обещанию казака Феоктистова в 1741 году и имела медный оклад, а на главе Богоматери – медного орла старинной работы.
Сами Баклановы – из коренных гугнинских. Предок Баклановых наряду с Коровиным, Барминым, Пичковым, Калмыковым, Чернобородовым, Хохлачевым, Наседкиным, Поляковым, Сударкиным, Пермяковым, Чарбиным, Хорелковым, Жирком, Чаплиным, Клепачевым, Татаровым, Забабуриным, Краюшкиным, Прогореловым основал этот городок.
Более того, входили Баклановы в станичную элиту наряду с Хохлачевыми, Алферовыми и Савельевыми. Как ни крути, а все же офицерская семья.
Рождение и первые годы жизни Якова Бакланова сопровождались шумом. Если младенец не ревел благим матом, то ложкой по миске барабанил. Весь перемазанный, еще и тарелку с недоеденной кашей себе на голову наденет… Погрозит ему бабка пальцем, а он ей в ответ пальцем погрозит. Вот и поговорили.
Только ходить стал, убегал со двора. Весь порезанный, исцарапанный. Какими только болезнями не переболел…
Первое яркое воспоминание у малолетнего Якова Бакланова – уход казаков на войну 1812 года. Осенью это случилось. Собрались они среди бабского воя и стенаний и ушли, только пыль по дороге закрутилась. Бегал он тогда со станичными ребятишками следом за уходившим ополчением. Но лошадь не догонишь и от лошади не убежишь… Всех казаков подобрали тогда, подчистую. Опустел Тихий Дон. Остались бабы да деды, которые уж и ходить не могут, а так, на завалинке сидят.
Детворе тоже перепало. Кому ж теперь за хозяйством смотреть? Но с малышни, кому по три, по четыре года, какой спрос? За два лета, пока тепло, пока без штанов босиком бегать можно, пролазил баклановский отпрыск Кандаурову и Чепурью балки, забирался на Селиванов, Абрамов, Романов, Петров и Агапов курганы. Обследовал он Колок и Петрову луку, Потяшев яр, Голый кут и бесчисленные урочища – Пышкино, Яблочное, Черячукино, Серебрянку, Караич, Кайдал, Запертое, Червленое, Рубежное и иные.
Мотался со сверстниками по высокой песчаной насыпи на правобережье, называвшейся Кучургиной-Навиной, – старики гутарили, что здесь были татарские поселения. Рылись там в песке, наконечники стрел искали. В луке Серебрянки играли в войну и брали приступом Черкесский бугор, прежнее место жительства каких-то закубанцев. Возле Сизовой почты вырыли из земли старый ржавый палаш и хорошо сохранившийся медный клинок. А у урочища Червленого окаменелые громадные кости вывалились из берегового донского песка.
С трех лет ездил малолетний Бакланов верхом…
Зимой много не побегаешь, но тут другие развлечения. Соберутся к бабушке соседки, родня какая-нибудь подойдет. Тут только слушай. Перво-наперво всю родню переберут, кто кому кем приходится, кто на ком был женат, откуда брал, когда и от чего умер…
– Он, Никифор, был Игнатьич?
– Да то чей же! Игнатьич. Он старший был, за ним – Терентий, за Терентием – Потап.
– Я его не помню, Никифора…
– Да кто ж его помнит? Я замуж выходила, он уж умер. На свадьбе одна Ульяна, вдова его, была.
– А Потап? Я тетку Грипку хорошо помню…
– Потап – младший. Когда при Булавине да при Долгоруком разорение было, самое он и родился.
– Это какое ж разорение?
– Когда от девяти десятому головы на дровосеке рубили.
– А-а… А Грипка, жена его, с того краю была. Чья она?
– Митревна.
– Точно, Митревна… А Терентий, стало быть, средний…
– Средний. Мне свекровь, Никитична, говорила, что Терентий был средний.
Вычислили позже местные краеведы, что род Баклановых пошел от Игната Баклана, появившегося на Дону во второй половине XVII века В 1695 году у него родился сын Никифор, в 1703 году – Терентий, в 1708 году – Потап; все числились простыми казаками. Никифор был женат на Ульяне Петровой, Терентий – на Анастасии Никитиной, Потап – на Агриппине Дмитриевой.
У Терентия Игнатьевича тоже было три сына. Дмитрий – рождения 1746 года, Минай – 1766 года и Тимофей – 1768 года. И Дмитрий Терентьевич, женатый на Анастасии Тимофеевой, опять же произвел на свет троих казаков: Василия – 1770 года, Якова – 1776 года и Петра – 1785 года.
Самые интересные рассказы – о деде, Дмитрии Терентьевиче. Ездил он в южную дальнюю сторону, охотился. Стрелок был первый. Бил нехристей пулей точно между глаз.
– А куда ж он ездил?..
Другие книги автора:
Популярные книги
