Войти
Текст
отзывы: 0 | рейтинг: 0
Пришельцы не залетали? Фантастические рассказы с изрядной долей юмора
Евгений Захаров
Светлана Берд
При первоначальном знакомстве с историями, составившими этот роман, неизбежно наталкиваешься на аллюзию с булычевским «Гусляром». Мол, провинциальный городок, в котором живут совершенно обыкновенные люди, с которыми случаются совершенно необыкновенные вещи. Это и так, и не так. Булычев откровенно высмеивает людские пороки и неправильности в общем мировом порядке. Новоозерские же байки написаны просто для того, чтобы повеселиться самим и повеселить окружающих. Веселитесь, господа, веселитесь!
Пришельцы не залетали?
Фантастические рассказы с изрядной долей юмора
Евгений Захаров
Светлана Берд
© Евгений Захаров, 2020
© Светлана Берд, 2020
ISBN 978-5-0051-8403-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРИШЕЛЬЦЫ НЕ ЗАЛЕТАЛИ?
Фантастический роман в рассказах
Пролог
(куда ж без пролога!)
Есть в мире города большие, а есть маленькие. И люди в этих городах живут большие и маленькие. Большие люди в больших городах теряются и кажутся маленькими. Но даже самый маленький человек в самом маленьком городе кажется большим.
Вот перед нами, стоящими на автобусной станции, разлегся на все четыре стороны провинциальный городок Новоозерск. Назван он так в честь Новозера, расположенного от него к северо-западу. На юго-востоке же, напротив, находится Старозеро, но оно никому не интересно, за исключением разве что лягушек и деда Кондрата, который все равно продолжает ловить в нем рыбу, отродясь в Старозере не водившуюся.
Мы гости в Новоозерске нечастые, поэтому пройдемся только по Первомайской до Горсовета и обратно, чтобы ненароком не заблудиться, и узнаем местные новости.
Первый абориген, который попадается нам навстречу – конечно же, Сашка Панкратов. Лучший друг всех чертей и инопланетян сельской местности юга России. Потому что пьет, да, а кто не пьет, но не только поэтому, а из-за того еще, что Сашка – всем добрый друг, и до всего ему есть дело. Сейчас ему есть дело до тетушки Агафьи, что торгует на рынке картошкой. Вот по дороге он нам все и расскажет.
Рядом с тетущкой Агафьей на рынке стоит Василиса Абрамовна Юй – редкий случай! – смертельный враг Панкратова. Они даже на Межпланетном суде тяжбу затеяли, но об этом позже.
Июль месяц. Страшная жара. У лотка «Пиво-Соки-Воды» томится молоденькая продавщица. Она – новенькая в городе, поэтому ни мы, ни Сашка не знаем, как ее зовут. Предшественник же продавщицы, киоскер Михал Андреич Леший оказался зловещим гением, породителем чудовищ и главой заговора, поколебавшего устои не только Новоозерска, но и самой Москвы, отчего и скрывается он теперь за границей…
На этих словах Сашка прервался и побежал, размахивая руками, на грузовик с арбузами, который как раз заруливал на рынок. Водитель, выслушав и получив энную сумму, кивнул и уехал вместе с арбузами.
Панкратов вернулся и поведал, что полосатые пойдут на подарок ко дню рождения его соседу, грузину Гехванидзинжадзе, чье имя-отчество затерялось в недрах революции. Старик Гехван, потомственный джедай и первопроходчик недр Ленинской библиотеки – большой любитель полосатой ягоды (не путать с крыжовником)
Кстати, о последнем. Вырулив с рынка, продолжаем поход и двигаемся мимо супермаркета «Озерки», принадлежащего братьям Крыжовникам. Сии братья, оказывается, недавно вместе с мафиози Мандельштуцером подстрелили на Старозере водяного-китайца. Сашка упомянул и о своей скромной роли в этом удивительном приключении.
По дороге мимо нас с диким ревом проносится на своем Бешеном Моцыке некто Гуга Голенищев по прозвищу «Гуго Капец». Ничем особым он еще не отличился, но у юноши все впереди. Сашка подозревает, что скорость света для гугиного Моцыка – не предел.
Судя по мрачному виду Гуги, его только что оштрафовал за превышение сержант Фердинанд Габсбург. Героический Ферда на днях помогал расследовать одно сложное дело, для чего произвел контрольный вылет на дельтаплане для осмотра окрестностей.
На балконе дома номер девять по улице Миллионной машет гантелями писатель Аркадий Слононосцев, с которым у Сашки связана настолько жуткая история о призраках, что у Панкратова загривок встает дыбом, и он невольно прибавляет скорости.
Стараясь не отстать от гида, мы доходим до рыбного магазина на пустыре, за которым, по словам Сашки, недавно нашли инопланетянские круги, закупаемся для себя минералочкой, для Сашки – таранькой, и поворачиваем обратно – до Горсовета топать далековато оказалось. А дойдя до скверика, и вовсе садимся отдохнуть.
Сашка тащит из одного кармана бутылку пива, из другого – записную книжку, на обложке которой корявым почерком были любовно выведены слова «Новоозерские бывальщины». Затем он на несколько минут выпадает из общественной жизни, очищая сухую рыбешку.
– Фантаст Буран попросил все-все записывать, – наконец говорит Сашка, выкидывая пустую уже бутылку в урну. – Книгу мечтает написать обо всем, что у нас творится. А я у него вроде как местного архивариуса. Зачесть вам, может?
Сашка усаживается поудобнее и раскрывает книжку на первой странице.
– Началось все со Спиридон Спиридоныча, которого…
Жизнь коротка, искусство – вечно!
Cпиридона Спиридоновича ненавидели соседи. Жил он в одной из еще сохранившихся на окраине города коммуналок. На территории означенной квартиры проживало, кроме него, крепкое мужское братство без какой-либо примеси женского населения. И вместо того, чтобы скопом, всем дружным коллективом, спиться, как все нормальные люди, Спиридон Спиридонович оказался в этой чисто мужской компании ярко выраженным изгоем.
Спиридона Спиридоновича часто обзывали. Обзывали его страшно, грубо, с ярко выраженным оттенком брезгливости. Иногда при этом в него кидали разными мелкими предметами, разбивали об его голову бутылки, проклинали страшно, но всегда, заметьте, он ухитрялся вновь возвращаться к повседневному образу жизни. Весь сыр-бор разгорелся по той простой причине, что Спиридон Спиридонович играл на баяне, подпевая. Вернее, это он так считал. Соседи его придерживались совершенно противоположного мнения. Они считали, что он поет, подыгрывая себе на баяне.
Нет, оставшаяся троица тоже частенько пела, но без баяна, и уже в таком состоянии, когда человеку, как Маяковскому, начинает нравиться музыка водосточных труб. Парадокс – даже в таких случаях душераздирающие вокализы Спиридона Спиридоновича не только не способствовали развертке и свертке души, но вызывали у слушателей, как у собачек Павлова, вполне определенные рефлексы.
– Гнать заразу! – ревел обычно Рафаил Иваныч Гариллаз, который хоть и был полуглухим (в детстве он засунул себе в ухо глаз плюшевого медвежонка, и, несмотря на усилия всех окрестных врачей, а также приезжего специалиста из Крыжопля, глаз в ухе у него так и остался), но Спиридон Спиридоныча презирал из принципа.
Еще он презирал некоего Александра Панкратова за то, что тот, хоть и любил выпить, никогда с Рафаил Иванычем за один стол не садился. Да тот и не звал, а водку, по черно-мрачным мыслям Гариллаза, жрал тайком в темном подвале, при тусклом свете керосиновой лампы.
Второй сосед, Федор Игнатьевич Гундосый, человек по натуре культурный, не чуждый мировой духовности и эстетизма, пения Спиридоныча не выносил по иной причине. Гундосый имел абсолютный слух. Поступить в филармонию ему помешало только то, что с детства у него отсутствовали некоторые важные для произношения зубы, а пальцы свои он берег. У Гундосого была своя страшная тайна: он отращивал Самые Длинные В Мире Ногти, чтобы попасть в книгу рекордов Гиннесса. Никто этой тайны не знал, потому что Федор Игнатьич и зимой, и летом ходил в одних и тех же кожаных перчатках, ссылаясь на якобы мучающий его артрит. Правда, перчатки с каждым годом приходилось покупать на размер больше, а ногти – подвязывать шелковыми нитками.
Гундосый вообще из зависти презирал всех музыкантов, а Спиридоныча сторонился еще и по той причине, что задолжал ему сорок рублей, возвернуть кои он не мог, да и не хотел. В глубинах подсознания Федор Игнатьевич страшился того, что в финальной битве Спиридоныч обломает ему его рекордные ногти, а любимую его книгу под названием «Тайны Фэн-Шуй: тысяча и один способ напиться в пустыне» попросту отберет в качестве компенсации за душевные переживания по поводу невозвращенного долга. Признавать этого Гундосый категорически не хотел, но всякий раз при виде сутулой фигуры Спиридоныча на всякий случай прятался в подворотне, совсем несолидно для своего возраста нырял в мусорные баки, а один раз даже укрылся в канализационном люке, в результате чего стал непригодным для общения на долгое печальное время. Именно тогда и образовалось крепкое мужское братство, ибо жена его завела иностранного любовника и уехала навсегда на Кипр.
Третий сосед, пожилой грузин Гехванидзинжадзе (имени и отчества его мы не упоминаем из чисто человеческих соображений) вообще ничего и никогда не говорил, а на экзерсисах Спиридоныча обычно спал, мелодично подхрапывая в такт музыке. Хотя он и был грузином, но грузином исключительным – у него, в отличие от Гундосого, абсолютно не было не только слуха, но и голоса, вследствие чего в музыке он разбирался, как свинья в апельсинах. Зато питал тайную страсть к арбузам. Все об этой его тайной страсти знали, и Гехвану (так его любовно звали соседи) очень повезло, что он родился летом. На день рождения ему дарили исключительно арбузы, чем приводили седоусого старикашку в состояние до слез трогательной радости. Позже эта радость сменялась раздражением, потому что Гехван после употребления полосатиков занимал туалетную комнату всерьез и надолго, причиняя понятные неудобства соседям по коммуналке.
Соседям Спиридона снизу, сверху и с боков тоже приходилось несладко, но, как говаривал классик, человек – не блоха, ко всему привыкнуть может. К тому же после одиннадцати Спиридоныч, как законопослушный гражданин, песен не пел и музон не лабал, так что придраться было не к чему. Так и терпели.
Однако среди всех окружающих несчастного певца людей был один слушатель, которому Спиридоныч был невероятно благодарен. Слушатель этот приходил по средам ровно в полседьмого вечера и сидел рядом с вдохновенно распевающим Спиридоном, склонив голову и внимательно слушая. Иногда он закрывал глаза и, казалось, наслаждался кошачьими звуками, вырывающимися из глотки вокалиста. Это подстегивало, и Спиридон вдохновенно брал новую ноту, еще пронзительнее предыдущей. Так что обычно среда была у Спиридоныча праздничным днем. Самое интересное, откуда взялся таинственный фанат и каким образом он попадал в комнату Спиридона, оставалось загадкой. Соседи вокалиста в ответ на подробные расспросы последнего крутили пальцем у виска, присвистывали и выразительно цокали языком.
Однажды, как уже понятно, в среду, Спиридон решил-таки выяснить, кем же является таинственный поклонник его скромного таланта. Он вновь попробовал поспрашивать у соседей, но у тех находились только одни слова, которыми они хотели поделиться с местным соловьем: «Надеемся, сегодня вы нас избавите от ваших обычных фиоритур?» (эту мысль, выраженную в наиболее пристойной форме, высказал Гундосый, так как остальные высказали свои соображения куда менее цензурно).
Спиридоныч сплюнул, отработанным движением закинул на плечо ремень музыкального инструмента и заиграл свою коронку – «А где мне взять такую песню?». Слушатели хором посоветовали – где, и оскорбленно разошлись по комнатам.
Ровно в полседьмого явился поклонник. Он, как обычно, закрывал глаза и бледнел при звуках знакомого голоса, но бледнел как-то уж очень интенсивно, и глаза открывать не спешил. Спиридон играл все самое душещипательное, что только знал, и пел так, что надрывалось сердце (судя по стонам из соседних комнат, не у одного Спиридоныча). Завершив концерт особо заковыристым пассажем, Спиридон в изнеможении отвалился на спинку стула. Минут десять он сам, его баян и слушатель пребывали в блаженном молчании. Затем поклонник с трудом открыл глаза и торжественно сказал:
– Спиридон! Ты – величайший музыкант на Земле!
– Ну уж, – скромно ответил Спиридон.
– Никакое не «ну уж», не спорь. Я объездил много планет, и на Земле побывал не один раз, поэтому со всей ответственностью заявляю – ты значим. Даже больше скажу – ты велик.
Незнакомец подморгнул Спиридону третьим глазом, на миг открывшимся у него под подбородком, весело потрепетал рудиментами жабр, и продолжил:
– На нашей планете, название которой ничего тебе не скажет…
– Почему это? – удивился Спиридон. – Я, знаете ли, астроном-любитель.
– Ну хорошо, – кротко склонил голову слушатель и взбудоражил нежные уши Спиридона булькающей какофонией, долженствующей означать, видимо, название его родной планеты.
– Похоже на звуки, которые издают нечиненые канализационные трубы, – вежливо заметил Спиридон. – Но вы правы. Я действительно никогда не слышал о такой планете.
– Так я могу продолжать? – полюбопытствовал незнакомец, и, получив разрешение, кивнул. – На нашей планете испокон веков существует закон о неприкосновенности жизни. Человек не может умереть, пока сам он того не захочет. А никто не хочет – жить у нас интересно!
– Интереснее, чем у нас? – ревниво спросил Спиридон.
– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул пришелец. – Каждый день после работы мы клупаем, а после этого даже остается еще немного времени на зондаж!!!
– На какой еще зондаж? – насторожился Спиридон, у которого были сложные отношения с медициной.
– Это такая игра с пирцами и хрумсами, – пояснил пришелец. – Развивает ложноножки и укрепляет бруз.
И он показал на живот, где, по рассуждению Спиридона, и находился искомый бруз.
Евгений Захаров
Светлана Берд
При первоначальном знакомстве с историями, составившими этот роман, неизбежно наталкиваешься на аллюзию с булычевским «Гусляром». Мол, провинциальный городок, в котором живут совершенно обыкновенные люди, с которыми случаются совершенно необыкновенные вещи. Это и так, и не так. Булычев откровенно высмеивает людские пороки и неправильности в общем мировом порядке. Новоозерские же байки написаны просто для того, чтобы повеселиться самим и повеселить окружающих. Веселитесь, господа, веселитесь!
Пришельцы не залетали?
Фантастические рассказы с изрядной долей юмора
Евгений Захаров
Светлана Берд
© Евгений Захаров, 2020
© Светлана Берд, 2020
ISBN 978-5-0051-8403-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРИШЕЛЬЦЫ НЕ ЗАЛЕТАЛИ?
Фантастический роман в рассказах
Пролог
(куда ж без пролога!)
Есть в мире города большие, а есть маленькие. И люди в этих городах живут большие и маленькие. Большие люди в больших городах теряются и кажутся маленькими. Но даже самый маленький человек в самом маленьком городе кажется большим.
Вот перед нами, стоящими на автобусной станции, разлегся на все четыре стороны провинциальный городок Новоозерск. Назван он так в честь Новозера, расположенного от него к северо-западу. На юго-востоке же, напротив, находится Старозеро, но оно никому не интересно, за исключением разве что лягушек и деда Кондрата, который все равно продолжает ловить в нем рыбу, отродясь в Старозере не водившуюся.
Мы гости в Новоозерске нечастые, поэтому пройдемся только по Первомайской до Горсовета и обратно, чтобы ненароком не заблудиться, и узнаем местные новости.
Первый абориген, который попадается нам навстречу – конечно же, Сашка Панкратов. Лучший друг всех чертей и инопланетян сельской местности юга России. Потому что пьет, да, а кто не пьет, но не только поэтому, а из-за того еще, что Сашка – всем добрый друг, и до всего ему есть дело. Сейчас ему есть дело до тетушки Агафьи, что торгует на рынке картошкой. Вот по дороге он нам все и расскажет.
Рядом с тетущкой Агафьей на рынке стоит Василиса Абрамовна Юй – редкий случай! – смертельный враг Панкратова. Они даже на Межпланетном суде тяжбу затеяли, но об этом позже.
Июль месяц. Страшная жара. У лотка «Пиво-Соки-Воды» томится молоденькая продавщица. Она – новенькая в городе, поэтому ни мы, ни Сашка не знаем, как ее зовут. Предшественник же продавщицы, киоскер Михал Андреич Леший оказался зловещим гением, породителем чудовищ и главой заговора, поколебавшего устои не только Новоозерска, но и самой Москвы, отчего и скрывается он теперь за границей…
На этих словах Сашка прервался и побежал, размахивая руками, на грузовик с арбузами, который как раз заруливал на рынок. Водитель, выслушав и получив энную сумму, кивнул и уехал вместе с арбузами.
Панкратов вернулся и поведал, что полосатые пойдут на подарок ко дню рождения его соседу, грузину Гехванидзинжадзе, чье имя-отчество затерялось в недрах революции. Старик Гехван, потомственный джедай и первопроходчик недр Ленинской библиотеки – большой любитель полосатой ягоды (не путать с крыжовником)
Кстати, о последнем. Вырулив с рынка, продолжаем поход и двигаемся мимо супермаркета «Озерки», принадлежащего братьям Крыжовникам. Сии братья, оказывается, недавно вместе с мафиози Мандельштуцером подстрелили на Старозере водяного-китайца. Сашка упомянул и о своей скромной роли в этом удивительном приключении.
По дороге мимо нас с диким ревом проносится на своем Бешеном Моцыке некто Гуга Голенищев по прозвищу «Гуго Капец». Ничем особым он еще не отличился, но у юноши все впереди. Сашка подозревает, что скорость света для гугиного Моцыка – не предел.
Судя по мрачному виду Гуги, его только что оштрафовал за превышение сержант Фердинанд Габсбург. Героический Ферда на днях помогал расследовать одно сложное дело, для чего произвел контрольный вылет на дельтаплане для осмотра окрестностей.
На балконе дома номер девять по улице Миллионной машет гантелями писатель Аркадий Слононосцев, с которым у Сашки связана настолько жуткая история о призраках, что у Панкратова загривок встает дыбом, и он невольно прибавляет скорости.
Стараясь не отстать от гида, мы доходим до рыбного магазина на пустыре, за которым, по словам Сашки, недавно нашли инопланетянские круги, закупаемся для себя минералочкой, для Сашки – таранькой, и поворачиваем обратно – до Горсовета топать далековато оказалось. А дойдя до скверика, и вовсе садимся отдохнуть.
Сашка тащит из одного кармана бутылку пива, из другого – записную книжку, на обложке которой корявым почерком были любовно выведены слова «Новоозерские бывальщины». Затем он на несколько минут выпадает из общественной жизни, очищая сухую рыбешку.
– Фантаст Буран попросил все-все записывать, – наконец говорит Сашка, выкидывая пустую уже бутылку в урну. – Книгу мечтает написать обо всем, что у нас творится. А я у него вроде как местного архивариуса. Зачесть вам, может?
Сашка усаживается поудобнее и раскрывает книжку на первой странице.
– Началось все со Спиридон Спиридоныча, которого…
Жизнь коротка, искусство – вечно!
Cпиридона Спиридоновича ненавидели соседи. Жил он в одной из еще сохранившихся на окраине города коммуналок. На территории означенной квартиры проживало, кроме него, крепкое мужское братство без какой-либо примеси женского населения. И вместо того, чтобы скопом, всем дружным коллективом, спиться, как все нормальные люди, Спиридон Спиридонович оказался в этой чисто мужской компании ярко выраженным изгоем.
Спиридона Спиридоновича часто обзывали. Обзывали его страшно, грубо, с ярко выраженным оттенком брезгливости. Иногда при этом в него кидали разными мелкими предметами, разбивали об его голову бутылки, проклинали страшно, но всегда, заметьте, он ухитрялся вновь возвращаться к повседневному образу жизни. Весь сыр-бор разгорелся по той простой причине, что Спиридон Спиридонович играл на баяне, подпевая. Вернее, это он так считал. Соседи его придерживались совершенно противоположного мнения. Они считали, что он поет, подыгрывая себе на баяне.
Нет, оставшаяся троица тоже частенько пела, но без баяна, и уже в таком состоянии, когда человеку, как Маяковскому, начинает нравиться музыка водосточных труб. Парадокс – даже в таких случаях душераздирающие вокализы Спиридона Спиридоновича не только не способствовали развертке и свертке души, но вызывали у слушателей, как у собачек Павлова, вполне определенные рефлексы.
– Гнать заразу! – ревел обычно Рафаил Иваныч Гариллаз, который хоть и был полуглухим (в детстве он засунул себе в ухо глаз плюшевого медвежонка, и, несмотря на усилия всех окрестных врачей, а также приезжего специалиста из Крыжопля, глаз в ухе у него так и остался), но Спиридон Спиридоныча презирал из принципа.
Еще он презирал некоего Александра Панкратова за то, что тот, хоть и любил выпить, никогда с Рафаил Иванычем за один стол не садился. Да тот и не звал, а водку, по черно-мрачным мыслям Гариллаза, жрал тайком в темном подвале, при тусклом свете керосиновой лампы.
Второй сосед, Федор Игнатьевич Гундосый, человек по натуре культурный, не чуждый мировой духовности и эстетизма, пения Спиридоныча не выносил по иной причине. Гундосый имел абсолютный слух. Поступить в филармонию ему помешало только то, что с детства у него отсутствовали некоторые важные для произношения зубы, а пальцы свои он берег. У Гундосого была своя страшная тайна: он отращивал Самые Длинные В Мире Ногти, чтобы попасть в книгу рекордов Гиннесса. Никто этой тайны не знал, потому что Федор Игнатьич и зимой, и летом ходил в одних и тех же кожаных перчатках, ссылаясь на якобы мучающий его артрит. Правда, перчатки с каждым годом приходилось покупать на размер больше, а ногти – подвязывать шелковыми нитками.
Гундосый вообще из зависти презирал всех музыкантов, а Спиридоныча сторонился еще и по той причине, что задолжал ему сорок рублей, возвернуть кои он не мог, да и не хотел. В глубинах подсознания Федор Игнатьевич страшился того, что в финальной битве Спиридоныч обломает ему его рекордные ногти, а любимую его книгу под названием «Тайны Фэн-Шуй: тысяча и один способ напиться в пустыне» попросту отберет в качестве компенсации за душевные переживания по поводу невозвращенного долга. Признавать этого Гундосый категорически не хотел, но всякий раз при виде сутулой фигуры Спиридоныча на всякий случай прятался в подворотне, совсем несолидно для своего возраста нырял в мусорные баки, а один раз даже укрылся в канализационном люке, в результате чего стал непригодным для общения на долгое печальное время. Именно тогда и образовалось крепкое мужское братство, ибо жена его завела иностранного любовника и уехала навсегда на Кипр.
Третий сосед, пожилой грузин Гехванидзинжадзе (имени и отчества его мы не упоминаем из чисто человеческих соображений) вообще ничего и никогда не говорил, а на экзерсисах Спиридоныча обычно спал, мелодично подхрапывая в такт музыке. Хотя он и был грузином, но грузином исключительным – у него, в отличие от Гундосого, абсолютно не было не только слуха, но и голоса, вследствие чего в музыке он разбирался, как свинья в апельсинах. Зато питал тайную страсть к арбузам. Все об этой его тайной страсти знали, и Гехвану (так его любовно звали соседи) очень повезло, что он родился летом. На день рождения ему дарили исключительно арбузы, чем приводили седоусого старикашку в состояние до слез трогательной радости. Позже эта радость сменялась раздражением, потому что Гехван после употребления полосатиков занимал туалетную комнату всерьез и надолго, причиняя понятные неудобства соседям по коммуналке.
Соседям Спиридона снизу, сверху и с боков тоже приходилось несладко, но, как говаривал классик, человек – не блоха, ко всему привыкнуть может. К тому же после одиннадцати Спиридоныч, как законопослушный гражданин, песен не пел и музон не лабал, так что придраться было не к чему. Так и терпели.
Однако среди всех окружающих несчастного певца людей был один слушатель, которому Спиридоныч был невероятно благодарен. Слушатель этот приходил по средам ровно в полседьмого вечера и сидел рядом с вдохновенно распевающим Спиридоном, склонив голову и внимательно слушая. Иногда он закрывал глаза и, казалось, наслаждался кошачьими звуками, вырывающимися из глотки вокалиста. Это подстегивало, и Спиридон вдохновенно брал новую ноту, еще пронзительнее предыдущей. Так что обычно среда была у Спиридоныча праздничным днем. Самое интересное, откуда взялся таинственный фанат и каким образом он попадал в комнату Спиридона, оставалось загадкой. Соседи вокалиста в ответ на подробные расспросы последнего крутили пальцем у виска, присвистывали и выразительно цокали языком.
Однажды, как уже понятно, в среду, Спиридон решил-таки выяснить, кем же является таинственный поклонник его скромного таланта. Он вновь попробовал поспрашивать у соседей, но у тех находились только одни слова, которыми они хотели поделиться с местным соловьем: «Надеемся, сегодня вы нас избавите от ваших обычных фиоритур?» (эту мысль, выраженную в наиболее пристойной форме, высказал Гундосый, так как остальные высказали свои соображения куда менее цензурно).
Спиридоныч сплюнул, отработанным движением закинул на плечо ремень музыкального инструмента и заиграл свою коронку – «А где мне взять такую песню?». Слушатели хором посоветовали – где, и оскорбленно разошлись по комнатам.
Ровно в полседьмого явился поклонник. Он, как обычно, закрывал глаза и бледнел при звуках знакомого голоса, но бледнел как-то уж очень интенсивно, и глаза открывать не спешил. Спиридон играл все самое душещипательное, что только знал, и пел так, что надрывалось сердце (судя по стонам из соседних комнат, не у одного Спиридоныча). Завершив концерт особо заковыристым пассажем, Спиридон в изнеможении отвалился на спинку стула. Минут десять он сам, его баян и слушатель пребывали в блаженном молчании. Затем поклонник с трудом открыл глаза и торжественно сказал:
– Спиридон! Ты – величайший музыкант на Земле!
– Ну уж, – скромно ответил Спиридон.
– Никакое не «ну уж», не спорь. Я объездил много планет, и на Земле побывал не один раз, поэтому со всей ответственностью заявляю – ты значим. Даже больше скажу – ты велик.
Незнакомец подморгнул Спиридону третьим глазом, на миг открывшимся у него под подбородком, весело потрепетал рудиментами жабр, и продолжил:
– На нашей планете, название которой ничего тебе не скажет…
– Почему это? – удивился Спиридон. – Я, знаете ли, астроном-любитель.
– Ну хорошо, – кротко склонил голову слушатель и взбудоражил нежные уши Спиридона булькающей какофонией, долженствующей означать, видимо, название его родной планеты.
– Похоже на звуки, которые издают нечиненые канализационные трубы, – вежливо заметил Спиридон. – Но вы правы. Я действительно никогда не слышал о такой планете.
– Так я могу продолжать? – полюбопытствовал незнакомец, и, получив разрешение, кивнул. – На нашей планете испокон веков существует закон о неприкосновенности жизни. Человек не может умереть, пока сам он того не захочет. А никто не хочет – жить у нас интересно!
– Интереснее, чем у нас? – ревниво спросил Спиридон.
– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул пришелец. – Каждый день после работы мы клупаем, а после этого даже остается еще немного времени на зондаж!!!
– На какой еще зондаж? – насторожился Спиридон, у которого были сложные отношения с медициной.
– Это такая игра с пирцами и хрумсами, – пояснил пришелец. – Развивает ложноножки и укрепляет бруз.
И он показал на живот, где, по рассуждению Спиридона, и находился искомый бруз.
Другие книги автора:
Популярные книги
